Как в сизо с лечением зубов

Âå÷åð äîáðûé ïèêàáóøíèêè è ïèêàáóøíèêè. Ñìîòðþ íà ðåñóðñå íîâûé òðåíä – èñòîðèè ïðî îïåðàöèè è ïðî÷èå ìåäèöèíñêèå øòóêè – â ñâÿçè ñ ýòèì õî÷ó âàì ðàññêàçàòü îäèí èíòåðåñíûé ñëó÷àé î òîì êàê ìíå ëå÷èëè çóáû â òþðüìå.

Êàê ìíå â òþðüìå çóáû ëå÷èëè Òþðüìà, Ìåäèöèíà, Ñòîìàòîëîã, Ñòîìàòîëîãèÿ, ÑÈÇÎ, Äëèííîïîñò

Ñàìîå íà÷àëî ìîåãî ñðîêà. Ñèäåë ÿ ïîä ñëåäñòâèåì â ÑÈÇÎ óæå íåñêîëüêî ìåñÿöåâ, ïîîáæèëñÿ íåìíîãî, ñâûêñÿ ñ ìûñëþ ÷òî òþðüìà òåïåðü äëÿ ìåíÿ äîì íà áëèæàéøèå íåñêîëüêî ëåò, â îáùåì êàê ïèøóò â êíèãàõ «Íè÷åãî íå ïðåäâåùàëî áåäû».  îäèí ïðåêðàñíûé ñóááîòíèé âå÷åð ó ìåíÿ íà÷àë íûòü ïîìàëåíüêó êîðåííîé âåðõíèé ïðàâûé çóá. Íè÷åãî – ïîäóìàë ÿ – ïåðåñòàíåò ÷åðåç ÷àñèê. ×åðåç ÷àñèê âñå ñòàëî òîëüêî õóæå – â 9 ÷àñîâ âå÷åðà âå÷åðíÿÿ ïîâåðêà â êàìåðå – ÄÏÍÑÈ (äåæóðíûé ïîìîùíèê íà÷àëüíèêà ñëåäñòâåííîãî èçîëÿòîðà) çàõîäèò â êàìåðó è ñ÷èòàåò âñåõ ïî ãîëîâàì êîãäà âñÿ êàìåðà ïîñòðîåíà.

Êàê ìíå â òþðüìå çóáû ëå÷èëè Òþðüìà, Ìåäèöèíà, Ñòîìàòîëîã, Ñòîìàòîëîãèÿ, ÑÈÇÎ, Äëèííîïîñò

Çàõîäèò ÄÏÍÑÈ â õàòó, äåæóðíûé îòâå÷àåò – «Ãðàæäàíèí íà÷àëüíèê, êàìåðà íîìåð 44 â ñîñòàâå 8 ÷åëîâåê ïîñòðîåíà!» Ãðàæäàíèí íà÷àëüíèê îòìå÷àåò ó ñåáÿ â òàáåëå – 8 ÷åëîâåê è óæå õî÷åò âûéòè èç íàøåé õàòû êàê åãî âçãëÿä ïàäàåò íà ìåíÿ – «À òû ÷åãî òàêîé ïåðåêîøåííûé? Ïèçäèëè?» «Íèêàê íåò ãðàæäàíèíà íà÷àëüíèê – æóá áîëèò!» — îòâå÷àþ ÿ. «Òåðïè êàçàê, àòàìàíîì áóäåøü, â ñðåäó áóäåò çóáíèê – òàê ÷òî ïîäîæäè, Áîã òåðïåë è íàì âåëåë» è ïîõàõàòûâàÿ ñ ïîìîùíèêîì âûõîäÿò èç õàòû. Õëîïîê ìåòàëëè÷åñêîé äâåðüþ. Ïîêà õàòà ãîòîâèòüñÿ ê îòáîþ ÿ íà÷èíàþ ïîíèìàòü ÷òî ñåãîäíÿ ïðåäñòîèò âåñåëàÿ íî÷êà. ß óæå ãîâîðèë ÷òî áûë âå÷åð ñóááîòû? Òàê âîò äî ïðèåìà ñòîìàòîëîãà îñòàëîñü ïîòåðïåòü âñåãî ëèøü 4 äíÿ. Äà âñå âåðíî, íà íàøåé òþðüìå ñòîìàòîëîã ïðèíèìàë ñòðàæäóøèõ îäèí ðàç â íåäåëþ. Íàäî ëè ãîâîðèòü ÷òî çà ýòè 4 äíÿ ÿ ïåðåïðîáîâàë âñå íàðîäíûå ñðåäñòâà îáëåã÷åíèÿ çóáíîé áîëè – îò ïîëîñêàíèÿ êðåïêèì ðàñòâîðîì ñîëè äî çàòàëêèâàíèÿ â äûðêó çóáà êóñî÷êà ôèëüòðà ñèãàðåòíîãî ïðîïèòàííîãî íèêîòèíîì è ñìîëàìè. Íàäî ñêàçàòü ÷òî â ýòîò ðàç ñïîñîá ñ ôèëüòðîì íå ñðàáîòàë – íî ïî ïðîøåñòâèè äâóõ ëåò, óæå â êîëîíèè, ÿ âñå òàê æå ïîáàèâàëñÿ õîäèòü ê ëàãåðíûì çóáíèêàì – è ïîýòîìó â îäèí ïðåêðàñíûé äåíü ïîïðîáîâàë ïðèìåíèòü îïÿòü ýòîò ñïîñîá – è â òîò ðàç âñå ïîëó÷èëîñü – çóáíîé íåðâ ïðîñòî îõóåë îò òàêîé äîçû ÿäà è ïîãèá ñìåðòüþ õðàáðûõ – ïðîøëî óæå 11 ëåò – òîò çóá äî ñèõ ïîð íà ìåñòå ñ îãðîìíîé äûðêîé áåç íåðâà. Íó ëàäíî âåðíåìñÿ â ÑÈÇÎ. Ìíîãèå ìîãóò âîçðàçèòü – à ÷òî òû âûåáûâàëñÿ-òî – âçÿë áû êàêîãî íèáóäü áîëåóòîëÿþùåãî äà è âñå ïðîøëî – åñëè áû ýòî áûëî òàê ïðîñòî – íå çíàþ êàê ñåé÷àñ – íî â òî âðåìÿ â êàìåðå ó íàñ íà òþðüìå áûëè çàïðåùåíû ËÞÁÛÅ ëåêàðñòâà – ïîðîé äàæå áåçîáèäíûé àêòèâèðîâàííûé óãîëü îòøìàíûâàëè. Îáû÷íî êîå-êàêîé çàïàñ ìåäèêàìåíòîâ ëåæàë íà ïîñòó äåæóðíîãî ïî ýòàæó – íó òàì àñïèðèí, àíàëüãèí, àêòèâèðîâàííûé óãîëü, êîðâàëîë – òàê ÷òî ïî èäåå åñëè ÷òî ñëó÷èòüñÿ ìîæíî âûçâàòü äåæóðíîãî è ïîïðîñèòü ó íåãî òàáëåòî÷êó – íî î÷åíü ÷àñòî äåæóðíûå ïåðåñòðàõîâûâàëèñü ÷òîáû íå ïîïàñòü â íåïðèÿòíîñòè è ïðîñòî ãîâîðèëè «Íå ïîëîæåíî áåç ïðèñóòñòâèÿ ìåäèêà» — à ïîêà äåæóðíîãî ìåäèêà íàéäóò, ïîêà îí äîéäåò äî òâîåé êàìåðû, ïîêà ðàçðåøèò âûäàòü àñïèðèíêó – êîðî÷å ãîðàçäî ïðîùå ëå÷èòüñÿ íàðîäíûìè ìåòîäàìè. (Òóò ñòîèò ñäåëàòü óòî÷íåíèå – ìåäèê èëè äåæóðíûé îáû÷íî òàê âàëüÿæíî âåäóò ñåáÿ òîëüêî ñî âñÿêèìè çóáíûìè, ãîëîâíûìè èëè êàêèìè-íèáóäü æîïíûìè áîëÿìè – åñëè âäðóã ñêàçàòü ÷òî ó òåáÿ ñåðäöå èëè åùå ÷òî ñåðüåçíîå – ïðèáåãóò áåãîì è íàéäóò íóæíûå ëåêàðñòâà– âñå òàêè çà ñìåðòü îñóæäåííîãî èëè ïîäñëåäñòâåííîãî áóäóò ïðîâåðÿòü âñåõ è âñÿ — íèêîìó ýòî íå íàäî)

Íó âîò òàê ïðîìó÷àâøèñü äî ñðåäû ÿ ïî óòðåííåé ïîâåðêå îòäàë ÄÏÍÑÈ çàÿâëåíèå íà âûâîä ê ñòîìàòîëîãó. È âîò â 14 ÷àñîâ çà ìíîé ïðèøëè. Ïðîâåëè â ìåäïóíêò òþðüìû ãäå îáîðóäîâàí ñòîìàòîëîãè÷åñêèé êàáèíåò – ñòàðèííîå êðåñëî ñ âÿçêàìè äëÿ ðóê è íîã è ïðèëîæåíèåì ê ýòîìó êðåñëó õóäåíüêèé ñòàðè÷îê â áåëîì õàëàòå è îãðîìíûé ñïåöíàçîâåö â öâåòàñòîé çåëåíîé ïîëåâîé ôîðìå.

(Ïîíÿòíî ÷òî îí áûë íå ñïåöíàçîâåö à ñêîðåå ðåæèìíèê èëè îõðàííèê – íî áëèí îí áûë òàêîé çäîðîâûé, â áåðåòå, â òåëüíÿøêå, ñ ïóäîâûìè êóëà÷èùàìè ÷òî ÿ ïî÷åìó òî ïîäóìàë èìåííî ïðî ñïåöíàç)

«Ïãèñàæèâàéòåñü, ìîëîäîé ÷åëîâåê, íà ÷òî æàëóåìñÿ?» — ãîâîðèò ìíå äîêòîð à îãðîìíûé ñïåöíàçîâåö õìóðèò áðîâè îò òàêîãî îáðàùåíèÿ ê ïîäñëåäñòâåííîìó. «×òî âàñ áåñïîêîèò?»

Êàê ìíå â òþðüìå çóáû ëå÷èëè Òþðüìà, Ìåäèöèíà, Ñòîìàòîëîã, Ñòîìàòîëîãèÿ, ÑÈÇÎ, Äëèííîïîñò

«Ïîíÿòüíåíüêî, áóäåì óäàëÿòü, ïãèñàæèâàéòåñü â êðåñëèöî» — ñêàçàë äîêòîð ïûõíóâ íà ìåíÿ ñïèðòíûì çàïàõîì. «Èíñòðóìåíò íàâåðíîå îáåççàðàæèâàë» — äîãàäàëñÿ ÿ.

Ñåë â êðåñëî – äîêòîð ïîñìîòðåë, ïîñòó÷àë ïî çóáó – âçÿë øïðèö è âêîëîë ìíå îáåçáîëèâàþùåå. «Äåðæèòå òåïåðü êðåïêî è ïîäîæäèòå 10 ìèíóòîê â êîðèäîðå» — ÿ çàéìóñü äðóãèì ïàöèåíòîì. Ñïåöíàçîâåö âûâåë ìåíÿ â êîðèäîð ãäå ìåíÿ ïîñàäèëè â êëåòêó – æäàòü êîãäà ïîäåéñòâóåò îáåçáîëèâàþùåå. Óæ íå çíàþ ÷òî ïîøëî íå òàê – ìîæåò áûòü ÿ ðàññëàáèëñÿ è íå ñèëüíî ïðèæèìàë à ìîæåò áûòü äîêòîð íåòâåðäîé ðóêîé ïîñëå ïðîòèðêè èíñòðóìåíòà ïðîìàçàë – íî ÷åðåç 2 ìèíóòû ÿ ïî÷óâñòâîâàë ÷òî çàìåðçàòü íà÷èíàåò íå âåðõíÿÿ ïðàâàÿ ñòîðîíà ÷åëþñòè, ãäå ñîáñòâåííî è íàõîäèëñÿ áîëüíîé çóá à íèæíÿÿ ÷åëþñòü ñíèçó è ïî öåíòðó. «Íó íè÷åãî ñòðàøíîãî, ñåé÷àñ ìîÿ î÷åðåäü ïîäîéäåò – ñêàæó ÷òî äîêòîð ïðîìàçàë è ïåðåñòàâèì» — íàèâíî ïîäóìàë ÿ. ×åðåç 10 ìèíóò âûøåë ñóðîâûé äÿäüêà ñïåöíàçîâåö – îòêðûë êëåòêó è çàâåë ìåíÿ â êàáèíåò – íåäîëãî äóìàÿ ìåíÿ ïîñàäèëè â êðåñëî ïîñëå ÷åãî çàòÿíóëè âÿçêè íà ðóêàõ è íîãàõ.

«Äîêòîð, êàê áû ïîìÿã÷å ñêàçàòü, ìíå êàæåòñÿ îáåçáîëèâàþùåå íå ïîäåéñòâîâàëî, íó íå ñêàçàòü ÷òîáû ñîâñåì íå ïîäåéñòâîâàëî, ñêîðåå ïîäåéñòâîâàëî íå òàì ãäå íóæíî» — íà÷àë ÿ. «Ìîëîäîé ÷åëîâåê, íå ãîâîðèòå ãëóïîñòåé, ÿ 27 â ïðîôåññèè – ó ìåíÿ íå îäíîãî íåäîâîëüíîãî êëèåíòà, Ëåøåíüêà ïðîêîíòðîëèðóéòå ïàöèåíòà» — êîíåö ôðàçû ïðåäíàçíà÷àëñÿ ñïåöíàçîâöó. À óæ ÷òî-òî à êîíòðîëèðîâàòü îñóæäåííûõ è ïîäñëåäñòâåííûõ Ëåøåíüêà óìåë – íàñóïèâ áðîâè è ñæàâ ïóäîâûå êóëàêè îí ïîäëåòåë êî ìíå è çàîðàë «Îòêðîé ðîò» Íàäî ëè ãîâîðèòü ÷òî äëÿ ìåíÿ ñâÿçàííîãî ïî ðóêàì è íîãàì â ñòîìàòîëîãè÷åñêîì êðåñëå ýòà êàðòèíà ïîäåéñòâîâàëà ëó÷øå ÷åì ëþáîå îáåçáîëèâàþùåå – ÿ ìíãîâåííî ïîæàëåë ÷òî íå ïîñëóøàë ñîâåòîâ ñòàðøåãî õàòû êîòîðûé ñîâåòîâàë ìíå ïðîñòî çàæàòü äâà ïðîâîäà îò êèïÿòèëüíèêà â áîëüíîì çóáå è âêëþ÷èòü â ðîçåòêó íà ñåêóíäî÷êó – òèïà ýëåêòðè÷åñòâî áûñòðî óáüåò íåðâ è íå áóäåò ïðîáëåì – íàäî ñêàçàòü ÷òî â òîò ìîìåíò ýòà èäåÿ ìíå íå êàçàëîñü òàêîé óæ åáàíóòîé 🙂

Äîêòîð ñõâàòèë ñâîè ïàññàòèæè, íàâàëèëñÿ, õåêíóë, ðåçêî äåðíóë, ðàç, äâà, òðè – ïîñëûøàëñÿ ñêðèï, â ãëàçàõ ïîòåìíåëî è òîëüêî âèä çëîáíîãî Ëåøåíüêè íå äàâàë ìíå ïîãðóçèòüñÿ â áëàæåííîå çàáûòüå. Õëîï. «Íó âîò è âñå ãîëóá÷èê, âîò âèäèòå, à âû ãîâîðèëè ÷òî Ìàðê Ëüâîâè÷ ïðîìàçàë, Ìàðê Ëüâîâè÷ çà âñå ñâîè 27 ëåò êàðüåðû íå ðàçó íå ïðîìàçàë» — «Ëåøåíüêà, ïðîâîäè ïàöèåíòà, ìíå íóæíî îáðàáîòàòü èíñòðóìåíò» — âÿçêè íà ðóêàõ è íîãàõ îñëàáëè – íà ïîëóñîãíóòûõ ÿ ïîäíÿëñÿ è ïîïëåëñÿ âïåðåäè Ëåøåíüêè – áûñòðåå â ðîäíóþ êàìåðó, ÷òîáû òÿæåëàÿ æåëåçíàÿ äâåðü îòãîðîäèëà ìåíÿ îò òàêîé ìåäèöèíû.

Êàê ìíå â òþðüìå çóáû ëå÷èëè Òþðüìà, Ìåäèöèíà, Ñòîìàòîëîã, Ñòîìàòîëîãèÿ, ÑÈÇÎ, Äëèííîïîñò

Âîò òàêàÿ âîò èñòîðèÿ ïîëó÷èëàñü — ïîíÿòíî ÷òî ñåé÷àñ ýòî âñå âñïîìèíàåòñÿ ñî ñìåõîì, íî òîãäà ìíå áûëî ñîâñåì íå äî ñìåõà — ñêàçàòü ÷òî ÿ ñòðóñèë — ýòî ñèëüíî ïðèóìåíüøèò òî ÷òî ÿ ÷óâñòâîâàë. Ïðîøëî óæå óéìà âðåìåíè — à ÿ âñå ðàâíî íå õîæó ê ñòîìàòîëîãàì ñ òîãî âðåìåíè — óæå ïî÷òè 14 ëåò — è íàäåþñü íå ïîéäó — ÿ ïîíèìàþ ÷òî íà ñâîáîäå âñå íåìíîãî íå òàê è ñåé÷àñ ñòîìàòîëîãèÿ ïðîäâèíóëàñü äàëåêî âïåðåä — íî âñå ðàâíî ññûêîòíî.

Читайте также:  Препараты содержащие йодоформ для лечения зубов

Источник

Медицинская помощь в СИЗО и исправительных лагерях, бывает, просто отсутствует.

Неквалифицированные персонал и острая нехватка лекарственных средств — всего лишь одна из множества проблем. Основная же беда — это повальное равнодушие тех, кто давал клятву Гиппократа.

Но бывают и исключения. Об одном из таких я и поведаю в своём новом рассказе.

Какой зек не мечтает о горбушке?

И кто бы знал, какая дань из арестантских зубов собрана этой упругой корочкой, сколько тонн прочифирённой кости сплюнуто после лагерных ужинов.

Моя полноценная улыбка выдержала три года тюрем, этапов и лагерей, но яблоко лишь по праздникам и прочий дефицит витаминов сделали своё гнусное дело. Как-то во рту прозвучало: «крак!», и моё настроение резко и надолго испортилось.

С одной стороны, красоваться мне здесь не перед кем. Но и смотреть без дрожи на «пробитые калитки» зеков я тоже не мог. Как и очень не хотел становиться одним из них.

Уровень стоматологической помощи, как и всей медицины в тюрьмах и лагерях — отдельная история. Где-то поставят цементную пломбу, и это уже чудо. В иных местах от всех болезней — анальгин. Там, где зеков лечит ультрасовременная медицина, меня не было.

В нашем лагере зубная боль решалась одинаково. Один рвёт, другой орёт, и оба хотят поскорее друг от друга избавиться. Я же учился жить без улыбки.

Вроде бы ничего не изменилось: ну выпал зуб, и выпал. Вокруг меня сплошной туберкулёз, гепатит и ВИЧ, а я о каком-то зубе расстроился.

Но ведь это мой зуб! И это моя улыбка, и моя жизнь! Можно ли серьёзно воспринимать беззубого собеседника? Привыкнуть к беззубому окружению можно, куда сложнее смириться с новым отражением в зеркале.

Я решил сделать всё возможное, но зуб вставить. Начал я со сбора информации о нашем лагерном стоматологе. Первый же опрошенный зек пожаловался на мышьяк во временной пломбе, неожиданную болезнь врача и последующее разрушение крепкого зуба. Второй бедолага посетовал на то, что вместо больного зуба, ему сначала вырвали здоровый.

Когда я услышал о свёрнутой в кресле челюсти, собирать информацию я прекратил.

Больше месяца я пытался свыкнуться с классическим образом зека. В конце концов я не выдержал и записался на приём к стоматологу. Тем более, что несмотря на ужас поведанного, к зубному врачу всегда стояла очередь. Боль болью, но и очутиться в кресле перед тонкорукой брюнеткой в медицинской маске мечтали многие. В лагере о ней ходили легенды.

Елизавета Васильевна была молода и относительно стройна. В глубине её карих глаз под ярким прожектором зубного кресла мечтало утонуть большинство гнилозубов нашей зоны.

Но стоило хоть кому-то попытаться с ней «флиртануть», и коллекция стоматологических ужастиков пополнялась ещё на одну печальную историю. Сумевшие удержаться от комплиментов потом хвастались не только близостью к пушистым ресницам, но и крепостью цементных пломб.

Обо мне в санчасти замолвили слово — я его подкрепил небольшой денежной суммой. Меня ждали. На мне хотели потренироваться вставлять зубы, так как до меня их только сверлили и рвали.

Что-то подвигло меня внепланово подстричься, сходить в баню и переодеться в свежее. Я готовился, будто к свиданию, но меня потряхивало, словно я шёл на собственные похороны.

Зубной кабинет удивил меня. Чисто, блестяще и, местами, современно. Я уже настолько смирился с полчищами тараканов и вонью уличных полуразрушенных туалетов, что неожиданная белизна меня поразила. Представившись, я сел в новенькое стоматологическое кресло.

Я огляделся. Снежный кафель отражал со стен обеденное солнце. В кабинете было светло и не по больничному уютно. Сквозь стеклянные дверцы высокого медицинского шкафа был виден ровный строй баночек, скляночек и бутылочек. В углу, над шкафом, за нами подглядывал глазок видеокамеры. К креслу был приставлен пока ещё пустой столик. Возле него мягко и уверенно двигалась та, на кого я и смотреть опасался, лишь бы не показать к ней свою заинтересованность.

— Здравствуйте, — тихо, но отчётливо сказал я и, чтобы не разговаривать с потолком, повернулся к Елизавете Васильевне.

Три года среди зеков и без длительных свиданий с женой — хорошее испытание для выдержки. На миг я перестал думать о своих зубах… Это была женщина!

Руки и правда тонкие, а глаза… Ох уж, эти глаза! Сказания о её ресницах подтвердились воочию. Бёдра, чуть шире моих представлений о грации были туго обтянуты белым халатом. Фантастическая мечта озабоченных извращенцев!

Я забылся и улыбнулся.

— Добрый день! — ответила она и совсем не сухо, как я ожидал.

Она присмотрелась к моей улыбке и кивнула, — Вижу-вижу!

Улыбку я спрятал. Вновь женатый и невозмутимый я всего лишь сидел на приёме у врача. Дыхание выправилось, пульс в норме. Глядя на потолок, я нашёл чёрную точку и сосредоточился на ней, надеясь, что к своему делу Лиза подойдёт профессионально. В этом я смог убедиться уже через несколько минут после обследования моего обломка во рту.

— У вас есть спички? — неожиданно спросила она меня.

— Я не курю, — ответил я и замер с открытым ртом.

Одна моя бровь тянулась от удивления вверх, другая неодобрительно хмурилась. «Курить в кабинете? — недоумевал я. — Сельпо!»

Но Елизавета Васильевна тоже не курила. Она вышла, вернулась с зажигалкой и достала из шкафа маленькую спиртовку. Я сидел с разинутым ртом и косился на доктора. Вслед за спиртовкой на столике появилась эмалированная посудина с холодным хромом знакомого с детства инструментария. Лиза уверенно взяла из множества разнокалиберной всячины какую-то палочку с маленьким шариком на конце, и язычок пламени облизал шарик со всех сторон.

«Странная дезинфекция…», — только и успел подумать я перед тем, как Лиза, закрыв один глаз и прицелившись, ловко ткнула раскалённой железкой мне в десну.

Запахло жареным. Я вспомнил вкус шашлыка. Дёрнуться мне не позволил подголовник, а захлопнуть рот — тщеславие. Глаза, то ли от умиления, то ли от едкого дыма стали чуть более влажными.

— Вам не больно? — участливо поинтересовалась Лиза.

Я подумал, не оскорбил ли я её чем-то?

— Мне приятно, — соврал я. — Продолжайте!

Она опять накалила свой прутик.

«Может ну его, это зуб?» — запаниковал у меня кто-то внутри.

— Так, не бойтесь! — приказала она, снова выцеливая у меня во рту.

Заверить её в том, что рядом с ней я никого не боюсь, я не мог. Язык присох к нёбу, а всё ещё целые зубы в панике попрятались друг за друга. Но я мечтал выйти на волю широко улыбаясь, и мне пришлось смиренно сжать подлокотники кресла и наслаждаться шкворчанием подгораемого на сковороде мяса.

Все мои мысли сводились к одному вопросу: зачем? Зачем так?!

Я не врач и ничего не понимаю в заболеваниях полости рта. Однако среди россыпи моих натуральных зубов попадались и искусственные, накрученные, врощенные, и ни разу, ни разу я не удостаивался столь оригинальной процедуры. Может быть, пока я сижу, наука о зубах рванула в недосягаемость? Я очень хотел узнать секрет терапии Елизаветы Васильевны, очень-очень!

— Ну вот и всё! — воскликнула она, чуть ли не захлопнув в ладоши.

Отзвенел в миске инструмент, и я задышал ровнее. Бормашина уже мне казалось детской забавой. Но услышав запуск сверла, я понял, что ничего ещё не «всё» и сделал попытку перенести лечение на «когда-нибудь потом».

Поздно! Решения здесь принимал уже не я.

В барак я возвращался под вечер и счастливый. Беды забылись, мокрый страх в глазах подсох, и язык настороженно поглаживал изнутри нового поселенца.

— Я снова я! — шептали губы и тянулись в улыбку.

На прощание Лиза мне объяснила суть её эксперимента, вычитанного в старом учебнике военно-полевой хирургии: «Прижигание предотвращает нарост десны на корень зуба».

— И спасибо вам, Антон, что не побоялись прийти, — поблагодарила Лиза. — Я давно мечтала попробовать сделать это.

Из уст девушки слышать такое было приятно. От начинающего стоматолога — несколько зловеще. Мою ответную благодарственную речь она перебила замечанием:

— Но, к сожалению, у меня не было выбора в цвете материала. Поэтому, надеюсь, вы не будете переживать, если наш зуб чуток будет отличаться от соседних.

Я отметил «наш зуб». Он сближал нас, как «наша победа» и роднил, как «наш ребёнок». На прощание хотелось поцеловать Лизу, но я сдержался.

— Сами понимаете, гарантии никакой, — предупредила Лиза.

— Большое вам человеческое спасибо! — склонил я голову. — И дай вам боги новенький стоматологический кабинет в личное пользование.

Она рассмеялась, и этой награды мне сполна хватило за перенесённые муки.

Соседи по бараку восхитились и не поверили:

— Тебе вставили зуб? Здесь? В лагере? Быть не может!

Я молчал и улыбался всем вокруг.

Один зек, прищурившись, воскликнул:

— Да у тебя ведь зуб то — синий!

Я посмотрел в зеркало и улыбнулся сам себе.

И правда, синий.

Источник

Медицина в тюрьме: как выжить

МедНовости поговорили с соучредителем фонда помощи осужденным и их семьям «Русь Сидящая» Алексеем Козловым, который провел в заключении 4 года, и выяснили, что даже здоровый человек в тюрьме заболеет, а лечиться там очень сложно, к тому же следствие по-прежнему использует болезнь как метод добиться признания.

До тюрьмы: зубы и хронические заболевания

Если вы думаете, что вас могут посадить в тюрьму (допустим, дело уже завели, но в следственный изолятор вас почему-то не посадили, а выпустили под подписку о невыезде, под залог или на домашний арест), то первым делом нужно сделать зубы. В колонии их лечить не будут, хотя известны случаи, когда это удавалось сделать — за отдельные деньги и после сложных бюрократических согласований. Это программа-минимум для здорового человека. С нездоровыми все гораздо хуже. «Мы много сталкивались с людьми, которые попадали в тюрьму с первой стадией рака, абсолютно операбельной и лечибельной, и через полгода просто сгорали. Сидели в Москве, в следственном изоляторе. Просто им следователь не давал возможность лечиться, анализы через раз, в итоге уже четвертая стадия и все».

Читайте также:  Альвеолит зуба симптомы лечение

В следственном изоляторе: пытки болезнями и потеря зрения

Условия содержания в следственном изоляторе ужасны и похожи на особый режим, на котором отбывают наказание убийцы-рецедивисты. Самое главное — ужасная скученность. Предыдущий глава ФСИН Александр Реймер, который сам сейчас отбывает наказание в колонии, попытался провести «реформу», то есть просто привести тюремную жизнь в соответствие с ее же старыми нормативами. Прежде всего, уменьшить количество заключенных в камере. Но после его громкой отставки и посадки ситуация опять ухудшилась. «Наполнение в московских СИЗО 160%. «Русь Сидящая» вот в Матросскую тишину отвозили раскладушки, просто спать не на чем». «Практически ни одно крупное российское СИЗО не соответствует правилам по освещенности помещений. Вы теряете зрение, если вы пытаетесь что-то читать и писать. Конечно у нас сейчас порядка 70% всех приговоров проходит в особом порядке, признание вины до следствия, где фактически судебное заседание — формальное, но тем не менее, 30% борются, они читают документы, читают книги. Это достаточно много народу. И 2/3 из них, я думаю, теряют зрение». К тому же в камерах курят и не спят ночью. «Как раз ночью происходит вся основная «движуха», разговоры, «дороги» (то есть нелегальная межкамерная связь — МедПортал)… свет горит. Вам еще в этих условиях надо спать, потому что утром суд, встречаться с адвокатами. К этому надо приспосабливаться».

Если вам стало плохо в камере СИЗО, это может довольно сильно помочь следствию. «На стадии предварительного заключения только следователь принимает решение, переводить человека в больницу или нет. Конечно это приводит к достаточно большому количеству нарушений и используется в качестве прямого инструмента давления — то есть пытки».

Если у вас есть хронические заболевания — дело совсем плохо. «Допустим, у тебя есть какая-то терапия, которую ты принимаешь. У тебя есть где-то лечащий врач, прекрасное медицинское светило. Так вот, на основании его заключения тебе ничего не могут передать. Нужно пойти к тюремному врачу (получив направление от следователя), и этот доктор должен подтвердить, что тебе нужен этот препарат. И только тогда его пропустят. Или не пропустят: доктор не возьмет на себя ответственность и выпишет парацетамол.

Тюремная еда: витамины и жир

Кормят в тюрьме очень плохо, и этому есть очень простое объяснение. «В среднем на трехразовое питание одного осужденного в день выделяется 80 рублей. Что можно за эти деньги приготовить? Даже на большое количество людей, даже если ничего не украсть. Есть определенная диета для людей, с ВИЧ. Но что им это дает? Стакан молока и яйцо».

Люди стараются выживать за счет передач от родственников. При этом нормальным считается этими передачами делиться — не обязательно на всю камеру или барак, люди объединяются в «семейки», маленькие группы взаимной поддержки. При этом надо понимать, что это нарушение тюремных правил внутреннего распорядка, за которое можно получить взыскание (которое потом повлияет на возможность условно-досрочного освобождения и может стоить нескольких лет жизни).

«Мне помогли опытные заключенные, которые до того отбывали срок на особом режиме. Вообще люди, которые прошли особый режим, Федору Конюхову сто очков вперед дадут. Очень хорошая профилактика — витамины и жир. Мне присылали рыбий жир, а если его не пропускали по каким-то причинам, то просто ел сало, старался ежедневно».

В колонии: ОРВИ и простуды

Важная угроза для здоровья в колонии — ужасного качества спецодежда и обувь. «Когда ты работаешь на улице и у тебя постоянно сырые ноги, понятно, что ты заболеваешь. Бывает, что из полуторатысячного населения колонии несколько сот человек больны одновременно. Температура 39-40 у десятков человек. Но по закону врачи не могут дать им лекарства — жаропонижающее, например — в барак. По правилам внутреннего распорядка заключенного нужно три раза в день вызывать в санчасть, чтобы он принял таблетки там». Как ни странно, это очень тяжелая проблема: помещение санчасти обычно очень маленькое, заводят туда по одному и под конвоем, и больные люди часами стоят в очереди на улице на морозе. «С точки зрения вреда здоровью или конвенции о запрете пыток — это как?»

Формально заключенный получает такой же полис ОМС, как и любой другой гражданин. На практике же тюремная амбулатория оснащена довольно плохо: там есть жаропонижающие и обезболивающие, простые антибиотики, йод, бинт, активированный уголь. Но вот сложных препаратов от, допустим, повышенного артериального давления не будет.

Туберкулез и ВИЧ

Ситуация с туберкулезом, которым раньше в тюрьме можно было заболеть очень легко, значительно улучшилась после реформ Реймера, который уменьшил скученность в камерах. К тому же сотрудники ФСИН отделяют больных от здоровых. Теоретически больной открытой формой туберкулеза не может находиться в одном помещении со «здоровыми» людьми. «В моей практике была история, когда человека с открытой формой туберкулеза везли в одном автозаке со мной. Он стучал, кричал, чтобы его везли отдельно, чтобы никого не заразить. А ему — «иди отсюда». То есть теоретически — не могут, а по факту — по-разному».

С ВИЧ ситуация гораздо хуже. «При мне давали терапию, лечили. Но говорят, что за последний год-полтора в связи с общим кризисом в стране там возникают серьезные перебои. У ФСИНа на 80 регионов, где есть тюрьмы, есть всего 20 лабораторий, где можно проводить исследования, чтобы назначить курс и контролировать его. Вот у нас есть друзья-партнеры, «СПИД-центр» Антона Красовского, и вот там, соответственно, мы общались с медиками, которые работают в Московской области. У них государственная лаборатория, учреждение по оказанию помощи больным ВИЧ и туберкулезом. И к ним постоянно обращается ФСИН, угрожает, умоляет, просит, чтобы они проводили для них исследования. А это же государственная организация. Но они, как государственная бюджетная организация, сделают анализ без оплаты, то окажутся с другой стороны решетки. Но у ФСИН на эти исследования нет бюджета».

Логично было бы предположить, что у осужденного в личном деле должна стоять пометка, что он болен, предположим, ВИЧ, и его должны этапировать только в те колонии, в которых есть лаборатория и терапия. Но на практике оперативник, который формирует этап, руководствуется совсем другими соображениями. Во-первых, он должен сделать это быстро: по закону осужденного надо отправить в колонию за десять календарных дней. Во-вторых, опер думает о среде, в которую попадет заключенный, а не об укомплектованности больницы. «Я думаю, что медицина тут не играет никакой роли. Опер знает: там сидит положенец (заключенный, исполняющий обязанности вора в законе в тюрьме, но им не являющийся — МедНовости), там вор в законе, туда этого заключенного нельзя отправлять. Где какая клиника он точно не знает».

Наркотики: лечения нет

При том, что в местах заключения очень много осужденных по 228 статье (распространение наркотиков), и среди них очень много наркопотребителей, лечения от зависимости в системе ФСИН нет.

Женщины и дети в тюрьме (рассказывает сотрудница фонда Екатерина Шутова)

«В тюрьме есть женщины, и беременные, и с детьми. В СИЗО у беременных и женщин с маленькими детьми отдельная камера, там можно находиться, пока ребенку не исполнится три года. Мы сотрудничаем с СИЗО-6 Москвы, и у них не хватает памперсов, нет детского питания, а то, что есть, детям не подходит. Находиться с ребенком в СИЗО — это, я считаю, ужасно.

Там оказываются те, кого некому поддержать, у кого нет родителей, родственников, которым можно отдать ребенка. Некоторые девушки, которые сидят за наркотики, бывают совсем отмороженные, они считают, что им с ребенком будет легче. Легче — не будет.

Читайте также:  Бесплатное лечение зубов по полису в ростове на дону

В колонии попроще. Таких осужденных отправляют в колонию, где есть дом ребенка. Дети живут отдельно, мамам разрешают туда приходить два раза в день на два часа — погулять. Ребенок, фактически, тоже сидит в тюрьме. И после трех лет его либо отдают родственникам, либо в там уже опека, дом ребенка, детский дом.

Поэтому если есть возможность, лучше там не рожать, а уж если так случилось, отдать ребенка мужу, маме, папе, кому угодно. Для ребенка это такой стресс, который ты потом не вылечишь никогда в жизни.

После трех лет, если у тебя нет родственников, ребенка должны отдать в детский дом. Но там его могут взять под опеку. Тебя не лишили родительских прав, ты выходишь — и тебе его должны отдать. А семья с этим ребенком может решить, что это их ребенок — и испариться. И поисковые мероприятия длятся потом годами. Семья, опекающая ребенка, растворилась, переехали, службы опеки разводят руками и говорят: а нас ни о чем не предупредили!»

Семен Кваша

medportal.ru

Зачем выбивают зубы на зоне?

?

Тюрьма – это не хоккей. Просто так без зубов там не останешься (разве что сами сгниют). Зубы на зоне выбивают специально и далеко не всем. Это утверждение известного ученого-криминалиста, полковника милиции Корецкого. На свободу без зубов выходят ………………………………………………………………………………

Люди, пережившие насильственные действия по отношению к себе. Просто однокамерники не хотят, что бы их неожиданно укусили, вот и убирают опасное препятствие.

Говорить о психическом состоянии людей, переживших такое очень сложно. Они уже согласны на все, особенно если действо запечатлено на камеру. А простые попытки убийства (доказанные заключением израильских врачей) – весомый аргумент для обращения в Страсбургский суд. Если человек, имея все возможности, от него отказывается, значит вряд ли имело место покушение и он что-то не договаривает.В общем, если кому интересно почитать о жизни в тюрьме – рекомендую почитать «Антикиллер», познавательно.

  • Ей было всего 14 лет, а она уже получила «Grammy». Юная, талантливая, красивая. Девочка должна была стать популярной. Но что-то пошло не так. Сейчас…

  • Кто бы мог подумать, что эта немолодая, измученная женщина когда-то была очень симпатичной девушкой. И не просто симпатичной, а весьма развратной…

  • А еще избавить себя от приставаний гопников и прочих неприятных элементов. При этом можно спокойно носить крошечные шорты и майку, из которой все…

stella-pop.livejournal.com

Стоматология в ИК

У мужа в СИЗО заболел зуб. Скажите, можно ли вылечить зубы в СИЗО или в лагере? Все, что ему предлагают – это вырвать зуб, чтобы вылечить предлагают приобрести материалы за свой счет, но получается, что нужно купить целую упаковку пломбировочного материала и другим материалов. Очень дорого. Муж мучается, но сейчас вырвать зуб, потом делать мост придется.

Увы, но я даже не знаю места в ИК, где можно получить полноценную стоматологическую помощь. В Ростовским СИЗО, насколько я знаю, была точно такая ситуация – хочешь запломбировать зуб, покупай всю упаковку материала. Можно, конечно с кем-нибудь скооперироваться, только пойди, найди еще такого же страждущего. В лагере обычно та же ситуация. Но мост ведь ставить не обязательно. Мне кажется лучшее решение сейчас – это вырвать, а после выхода на волю – поставить имплантат. Можете поинтересоваться стоимостью имплантации зубов – цена сейчас та же самая, что и мост поставить на отсутствующий зуб. Тем более, что при имплантации соседние зубы не повреждаются, не то, что при установке моста, когда соседние зубы обтачиваются. Я не советую ждать чего-то лучшего в лагере – это только мучатся. У нас в лагере был человек, который делал зубы, у него прямо в бараке было зубоврачебное кресло, он даже денег за пломбы не брал и делал хорошо. Но такое бывает только в виде исключения. Лучше рвите, тем более, что помучившись неделю-другую сам будет просить, чтобы вырвали.

Tags: лечение

www.vturme.ru

Омбудсмен выступил по жалобе: «в тюрьмах зубы не лечат, а вырывают»

Медицинские услуги, за которые готов рассчитаться сам заключенный или его родственники, должны быть доступны и не подлежать запрету. В противном случае эта ситуация напоминает пытки, что является тяжелейшим нарушением прав человека. К такому выводу пришли специалисты Бюро омбудсмена Латвии Юриса Янсонса.

Пытки запрещены 95-й статьей Конституции Латвии, а также 3-й статьей Европейской конвенции по защите основных прав и прав человека.

С таким заявлением представители Бюро омбудсмена выступили после того, как получили информацию из фонда поддержки заключенных «Сила духа». Напомним, в письме указывалось, что в Даугавпилсской и Даугавгривской тюрьмах заключенным отказывают в процедуре лечения зубов, предлагая их только удалять. Заключенным не разрешают лечить зубы даже на собственные средства.

На данный момент омбудсмен ведет проверку полученной информации. При этом в бюро отметили, что проблемы в качестве медицинского обслуживания заключенных латвийских тюрем были констатированы и ранее.

После каждой такой проверки исправительным учреждениям выдается рекомендация для улучшения ситуации. Однако зачастую они остаются без рассмотрения, поскольку тюрьмам не хватает финансирования.

Стоматологическое «лечение»: проблемы

В Даугавгривской и в Даугавпилсской тюрьмах заключенным не лечат зубы, а просто их вырывают, пишет в открытом письме организатор фонда помощи Gara Speks Иван Парфенович. Свое послание он направил нескольким СМИ, в том числе kriminal.lv.

Как сказал Парфенович, «заключенные хотели бы, чтобы, как это должно быть по закону, им лечили зубы за государственный счет. Или, если уж это невозможно, то тогда хотя бы за свои деньги. Но им и в этом отказывают. Обратившись с зубной болью, приходится ждать две-три недели приёма у стоматолога, где зубы не лечат – но вырывают».

Ранее со своими вопросами фонд поддержки задержанных и заключенных «Сила духа» (Gara spēks) обратился во все возможные инстанции: в Министерство юстиции, в ведении которого находятся тюрьмы, к омбудсмену Юрису Янсонсу, в Министерство здравоохранения и его структурные подразделения, то есть в инспекцию по контролю за качеством медицинского обслуживания и в инспекцию здоровья на ул. Клияну, 7.

Как сказал в интервью порталу TVNET Парфенович, «ситуация в латвийских тюрьмах сходна с местом пыток».

«Все финансирование из Европейских фондов тратится на «показуху» и «фасады», а не на образование сотрудников мест заключения. Единственный выход из этой ситуации — обращение к обществу и соблюдение прав человека. Мы не смогли найти общий язык с администрациями обеих даугавпилсских тюрем. Нас просто не хотят слышать».

Парфенович не стал называть фамилии заключенных, которые обратились к ним за помощью. «Вы же понимаете, что тогда к этим людям применят различные физические санкции, о которых никто вообще не узнает. Мы изготовили специальные брошюры и буклеты, в которых написаны права заключенных, но администрации тюрем их просто конфискуют! В том числе и в «Белом лебеде», и в «Тройке» (неофициальное название даугавпилсских тюрем. — прим. ред.)».

— Конечно, мы все понимаем, что в стране кризис, но дайте заключенному хотя бы за свой счет поставить пломбу! Ведь это положено по закону, однако администрация даугавпилсских тюрем запрещает это делать. Им проще вырвать зуб — и все! Мы спрашивали администрацию тюрем, — почему так, но нас не удостоили ответа.

kriminal.lv

Источник