Донцова лечение рака молочной железы

— Больше всего людей на планете умирает от сердечно-сосудистых заболеваний. Есть и другие опасные болезни. Но только над раком висит этакий рок, фатальность: мол, если заболел — это конец. Ты не жилец!

Махсон: — Такое распространенное мнение — ошибка. Действительно, в настоящее время смертность от злокачественных опухолей стоит на втором месте. Если обратиться к статистике, чуть больше полумиллиона человек в России ежегодно заболевают раком, и порядка 290 тысяч каждый год от злокачественных опухолей умирают. Это в десятки раз больше, чем, скажем, смерть от автомобильных травм. Но сейчас благодаря успехам медицины рак перестал быть фатальным заболеванием. Во многом исцеление зависит от стадии болезни. Почти любая опухоль, если выявляется на ранней стадии, то 90-91, до 98% мы можем вылечить.

Возьмем рак молочной железы. Когда опухоль меньше сантиметра, то до 98% вылечиваем. Если вторая стадия, то будет 70%, может, чуть больше. Третья – хорошо, если 50%. Но тут уже совсем другие затраты и время лечения. А четвертая – 18% исцеления. Поэтому основное – выявить рак на ранних стадиях. А это зависит только от людей.

После 45 лет раз в два года в Москве каждая женщина может сделать маммографию, которая позволяет выявить опухоль на ранней стадии. Выявили – достаточно небольшой операции, и 91% поправился, добавили лекарственное лечение, и там до 95-98% мы можем вылечить. Правда, при раке поджелудочной железы более худшие результаты, но зато он и встречается значительно реже.

В чем проблема фатальности? Если человек умирает от рака, то все знают причину.

— Те же СМИ добавят- «умер от неизлечимой болезни».

— А вот тех, кого мы вылечили от рака, практически никто не знает. Потому что человек, заболев злокачественной опухолью, об этом не распространяется. Что происходит за границей? Даже известные люди, политики, артисты признаются: да, у меня был рак, я лечился. И когда окружающие видят, что он живет, активно работает 5-10 лет, совсем другая атмосфера.

— Де Ниро делали операцию на простате, Бушу-младшему удаляли опухоль на лице.

— Я был в Японии, там общество создано по раннему выявлению рака. Врач говорит: у меня 10 лет назад выявили опухоль желудка, ее удалили, я работаю. И там никто этого не скрывает. Поэтому нет такой фатальности, как у нас.

— Писательница Дарья Донцова — Ваша пациентка, Анатолий Нахимович?

— Наша. Начала лечиться в 89-м. Я тогда еще заведовал отделением в 62-ой больнице. В нашем отделении она лежала. 23 года прошло!

— И Донцова не скрывала, что перенесла онкологию. Как и Кобзон. Весной 2004 года певец признался «Комсомольской правде»: «Опухоль была злокачественной, но теперь я здоров!». Эту фразу мы тогда вынесли на обложку.. В интервью Иосиф Давыдович подробно рассказывал мне о своей болезни, как с ней боролся.

— Много таких! Есть больной, которого еще мой отец оперировал в 1976 году. У него была саркома бедренной кости. Ногу пациенту сохранили, он ходит. Давно живет в Греции, но периодически приезжает к нам показаться, провериться. К сожалению, о таких исцеленных долгожителях мало кто знает. Отсюда повторяю, фатальность диагноза – рак.

— Вот и звучит он как приговор.

— Вторая распространенная ошибка в народе: врачи обнаружили у пациента опухоль, предлагают лечение, а он отказывается. Предпочитает ходить к целителю. Год-полтора ходит. Опухоль развивается до 4 стадии. Он возвращается к врачу. Но часто медицина в таких запущенных случаях уже бессильна.

— Это трагедия популярного артиста Яна Арлазорова. Боялся категорически идти к врачу, предпочел целителя, голодание. Хотя тот же Кобзон уговаривал обратиться к официальной медицине. Когда Арлазоров решился, было поздно.

— И таких печальных примеров я могу привести много. Понимаете, в чем дело? Со злокачественной опухолью можно ничего не делать и прожить 2-3 года. Вот целители этим и пользуются. Говорят родственникам – «Но я же продержал больного целых 1.5 года!». На самом деле они просто переводят первую стадию в третью или четвертую. Лишив больного шанса на спасение. Как это случилось с Яном Арлазоровым. А если человек пришел с самого начала в больницу, то достаточно бывает простого лечения, чтобы он потом поправился и был здоров.

— Поэтому надо идти к врачу!

— Надо идти, делать профосмотры. И если у тебя выявили опухоль, не нужно надеяться на целителей. Я не видел ни одного реального целителя, который бы помог нашим больным. Хотя и не отрицаю, что они могут быть. Но, к сожалению, большинство — это шарлатаны, которые стригут на беде большие деньги.

— Вы недавно стали главным онкологом столицы…

— Полгода назад.

— И уже начали резкую реорганизацию онкологической службы Москвы. Ходят слухи, даже панические. Что происходит на самом деле?

— В СССР еще в 1946 году была создана самая эффективная система лечения и наблюдения онкологических заболеваний. Диспансер. Когда больной обследуется и стационарно лечится в одном учреждении. Выявили опухоль, потом отлечили. Если нужно, он продолжает амбулаторное лечение в этом же диспансере. Появляются проблемы — его кладут в стационар. И в России эта система действует везде, кроме Москвы. А почему? Потому что нет такого диспансера, который бы мог обеспечить лечение в мегаполисе, где 12 миллионов жителей. Не может принять всех и наша специализированная больница №62, созданная в 1959-м. Поэтому сложилась такая безумная система: 21 онкологическое отделение в поликлиниках столицы, где нет современного оборудования, возможностей для лечения. Первый этап реорганизации системы — соединение 2-го диспансера с 62-й больницей. Это почти 2 миллиона жителей, 2 округа – Северный и Северо-Западный. Сейчас этот диспансер стал поликлиническим отделением 62-й больницы. Поймите, нельзя сделать квалифицированное учреждение из диспансера, где нет практически ничего современного. Нет компьютерного томографа, нормального рентгена, оборудования и т.д.

— И прикрепленные сюда пациенты вынуждены сами искать, где в Москве сделать ту же компьютерную томографию и прочие анализы.

— Нет электронной истории болезни! Вот мы пришли и столкнулись с тем, что не можем получить точных данных, сколько же больных получают химиотерапию, с какими стадиями, ничего непонятно. Сейчас одновременно идет реорганизация диспансера, идет его оснащение. Сейчас это поликлиническое отделение 62-й больницы. В марте-апреле должен быть туда поставлен компьютерный томограф, современные ультразвуковые аппараты, сделаем дневные стационары урологии, химиотерапии, стационар заболеваний головы-шеи. Много чего еще задумано. Я думаю, что к концу года мы с этим справимся. В результате что должно получиться? Больной приходит сюда, полностью здесь обследуется за 7-10 дней. Когда будет понятно, как его лечить, пациент автоматически ставится на очередь в 62-ю клинику. Пришел, мы его лечим, оперируем, делаем необходимые процедуры. Назначаем лечение, лекарства в поликлинике (бывшем 2-м диспансере). Проходит там же диспансерное наблюдение. Какие-то проблемы возникли — он должен прийти в 62-ю больницу. И теперь есть человек, который отвечает за обследование, диспансерное наблюдение и лечение больных как минимум в двух округах Москвы. Это почти 2 миллиона жителей. Это главный врач 62-й больницы.

— То есть, вы, доктор Махсон?

— Да. Такие же подразделения мы создадим во всех других округах столицы. Оснащены они будут по одному типу.

— И курировать все будет тот же самый доктор Махсон, уже в качестве главного онколога столицы?

— Совершенно верно. Это была инициатива нового руководителя Департамента здравоохранения Москвы Печатникова Леонида Михайловича. Он правильно сказал, не может поликлиника существовать отдельно от стационара, они должны быть объединены. Потому что одна цель – поставить диагноз, вылечить, потом амбулаторно лечить. И в результате должна быть единая электронная база и регистр. И все эти базы должны передавать данные в этот регистр единообразно. Тогда мы будем знать, сколько у нас больных, какие у них стадии, какие нужны лекарства. Можно будет нормально планировать закупки лекарств для онкологических больных Москвы.

— Сейчас проблема лекарств стоит очень остро!

— Попробуем ее решить. Главное, чтобы всю необходимую помощь онкобольной получал в одном месте! Моя задача, я считаю, как главного онколога сделать так, чтобы в каждом округе столицы онкоцентр был одинаков по оборудованию, квалификации врачей и персонала, отношению к больным. Потому что сейчас многие хотят в 62-ю. Но не можем мы всю Москву взять! Эта задача значительно сложнее. Потому что многие учреждения находятся в тяжелом состоянии, в отличие от нас. Но сейчас выделены очень большие деньги, руководство департамента, можно сказать, повернулось лицом к онкологии. Я не обещаю, что это будет за год, но, думаю, за 2-3 года мы должны справиться, чтобы выровнять уровень онкологической помощи в Москве, всех одинаково оснастить.

— Да, нелегкие задачи перед вами стоят.

— Нелегкие. Но возможности появились. Я в 62-ю онкологическую больницу пришел в 72-м году, с 90-го года я тут главный врач. И таких финансовых вливаний, таких возможностей по оснащению, по ремонту за все эти 40 лет не было. Я не скажу, что нет проблем, но таких возможностей для поднятия онкологической службы города еще не было. Благодаря, естественно, новому мэру, новому руководителю департамента все изменилось. Например, у нас проблема была с радиологической службой. Я писал годами, что нам нужно менять технику. За этот год получаем три линейных ускорителя, три гамма-аппарата, много другой современной аппаратуры. Это всё дорогостоящая техника. И за этот год будет переоснащаться вся радиологическая служба города. Этого не делалось многие годы. У нас до сих пор аппараты 90-го года есть, 89-го. Они не служат столько, а мы работаем на такой технике. Вот сейчас все будет меняться. Так что мы смотрим с оптимизмом в будущее московской онкологии.

— Анатолий Нахимович, пресса обычно вспоминает про онкологов к 4 февраля, Международному дню борьбы с раком. А давайте проведем «Прямую линию» с читателями «Комсомолки», радиослушателями нашими, телезрителями. Видите, у нас в «Комсомольской правде» тоже возможности расширяются! Наверняка вопросов к вам будет много. И не только от москвичей.

— Я готов. Это очень важно — с помощью «Комсомолки» довести до людей, что, во-первых, рак это не безнадежно, во-вторых, очень важно придти к врачу вовремя и, в-третьих, не надо ходить к знахарям. Потому что вы потратите деньги и упустите время. Поговорим конкретно и про модернизацию онкологической службы в Москве.

«Вам к онкологу»

О своей онкологии я узнала случайно. Я давно ощущала дискомфорт в области груди, но особого значения этому не придавала. Поехала отдыхать в Тунис с семьёй и подругой-хирургом. Помню, мы стояли в кабинке, переодевались, и тут приятельница спрашивает: «Что это?» Я со смехом отвечаю: «На старости лет вырос бюст, представляешь?

«Вам к онкологу». Поехала к врачу, к которому меня направили. Сидит дяденька лет 50. «Ой, девушка, вы из какой деревни-то прибыли?» — «Я москвичка». «Что же вы, москвичка, на обследование никогда не ходили? Три месяца жить вам осталось. Четвёртая стадия онкологии. Всё очень плохо, оперировать никто не возьмётся.

Женщин губит не рак молочной железы, а страх

Более десяти лет назад Дарье Донцовой поставили диагноз «рак молочной железы четвертой степени». Писательница не опустила руки и начала бороться. Дарье пришлось перенести 18 процедур химиотерапии и четыре операции. Недавно 65-летняя Донцова рассказала, как ей удалось победить болезнь.

Дарья рассказала, что, когда врач сообщил, что ей осталось жить несколько месяцев, она подумала о муже: писательницу волновало, как теперь он будет жить. Донцова решила найти супругу новую жену.

«Конечно, я думала, что умру. Более того, когда мне сказали, что мне осталось жить несколько месяцев, то я поехала к ближайшей подруге, она работает хирургом и не замужем. Я не понимаю почему, потому что она идеальная хозяйка, прекрасный человек. Но вот не сложилась у нее личная жизнь. Ее сын — ближайший приятель моей дочери Маши. У нее две собаки, она хорошо готовит, и у нее очень интересная внешность, а это же замечательная жена моему мужу», — рассказала Дарья.

Денег на лечение у семьи Донцовой не было. Тогда она еще не была писательницей. Дарья очень благодарна доктору, который не поставил на ней крест и стал бороться за ее жизнь.

«У нас не было денег. Я была репетитором немецкого языка, тогда я не была писателем. Муж был доктор наук. Трое детей, две мамы-пенсионерки, выплата кооперативной квартиры. Откуда у нас были какие-то огромные деньги?.. Я приехала в больницу, молодой доктор (сейчас он заведует там отделением) посмотрел на меня и сказал: «Да, ситуация нелегкая. Но мы с вами справимся».

Лечение было тяжелым, и в какой-то момент Дарья пала духом. Из-за химиотерапии внешность Донцовой изменилась. Однажды увидев себя в зеркале, она едва не упала в обморок. Однако женщина смогла собраться с силами и победить болезнь.

Сейчас Дарья старается помогать людям с онкологией. В социальных сетях Донцовой задают множество вопросов по этой теме, писательница старается ответить всем, рассказывает о своем опыте, дает полезные советы. Дарья считает, что в данной ситуации не менее важна психологическая помощь.

P.S. Человеку нужно только верить, и верить в лучшее тогда можно преодолотеь все.

www.navolne.life

Прямой эфир

65-летняя Дарья Донцова побывала на передаче «Прямой эфир» и рассказала, как собиралась писать завещание и победила рак. В 1998 году у Донцовой обнаружили рак молочной железы. Доктор, не проведя положенного обследования, заявил, что ей осталось жить несколько месяцев. Будущая звезда детективного жанра вышла из кабинета врача в полуобморочном состоянии.

Писательница рассказала, что, когда врач сообщил, что ей осталось жить несколько месяцев, она подумала о муже: писательницу волновало, как теперь он будет жить. Донцова решила найти супругу новую жену.

— Конечно, я думала, что умру. Более того, когда мне сказали, что мне осталось жить несколько месяцев, то я поехала к ближайшей подруге, она работает хирургом и не замужем. Я не понимаю, почему, потому что она идеальная хозяйка, прекрасный человек. Но вот не сложилась у нее личная жизнь. Ее сын — ближайший приятель моей дочери Маши. У нее две собаки, она хорошо готовит, у нее очень интересная внешность, а это же замечательная жена моему мужу.

Подруга отправила Донцову к нормальному врачу, который подтвердил онкологию, но взялся за лечение.

— У нас не было денег. Я была репетитором немецкого языка, тогда я не была писателем. Муж был доктором наук. Трое детей, две мамы-пенсионерки, выплата кооперативной квартиры. Откуда у нас были какие-то огромные деньги?.. Я приехала в больницу, молодой доктор (сейчас он заведует там отделением) посмотрел на меня и сказал: «Да, ситуация нелегкая. Но мы с вами справимся», — поделилась Донцова.

Прямой эфир

Дарья Донцова рассказала, что ей пришлось перенести 18 химиотерапий и 4 операции.

— Это не страшно, просто неприятно. Любая девушка, пекрежившая токсикоз, меня поймет, — призналась писательница.

Именно в больнице после операции, чтобы не думать о плохом, она начала писать детектив, который позже напечатало издание «Эксмо», и это круто изменило жизнь никому не известной преподавательницы немецкого языка.

Прямой эфир

Сейчас Донцова помогает людям с онкологией. Она отвечает на многие вопросы больных в соцсетях, поддерживает людей. Писательница уверена, что главное — это бороться и не отпускать руки.

В России эта область психологии появилась около 15 лет назад и поначалу была призвана помогать женщинам с онкологическими заболеваниями молочной железы пережить сообщение о страшном диагнозе и предстоящей операции. Сейчас онкопсихологи разработали ряд методов, дающих возможность преодолеть болезнь.

Каждый год 50 тыс. российских женщин впервые узнают о том, что у них рак молочной железы. «Первой реакцией на диагноз бывает чувство беспомощности, нежелание бороться за себя, — говорит онкопсихолог, консультант благотворительной программы „Вместе против рака груди“ Ольга Рожкова.

— Женщина впадает в отчаяние и депрессию, а это запускает физиологические процессы, подавляющие естественные защитные механизмы, и создает условия для прогрессирования болезни.

Именно поэтому лечение должно быть целостным, а не ограничиваться только хирургией, облучением и химиотерапией».

Казалось бы, у нас есть повод для оптимизма. В России диагноз «рак молочной железы» каждый год ставится 50 тыс. женщин, что в два раза меньше, чем в США. Однако при этом в нашей стране только 30% женщин удастся преодолеть болезнь, в то время как в США их число достигает 70-80%.

И дело тут вовсе не в том, что у нас не умеют диагностировать и лечить рак молочной железы, а в особенности российских женщин, которые настолько боятся даже предположить о наличии проблемы, что нередко отказываются идти к врачу даже в целях профилактики.

«Когда к нам обращаются больные на последних стадиях рака молочной железы, особенно страшно от того, что это не какие-то дремучие бабки.

Большинство из них современные, образованные дамы, среди них есть даже врачи, — говорит заведующий отделением клинической фармакологии Российского онкологического научного центра им. Н.Н. Блохина, доктор медицинских наук профессор Сергей Тюляндин.

— Казалось бы, что мешает им регулярно проходить обследование? Все абсолютно бесплатно, маммография делается на современном оборудовании. Оказывается, они боятся даже самой мысли: вдруг что-то у них будет не так. В результате обращаются к врачам, когда мы уже ничем не можем им помочь». 

А если он меня бросит?

Писательница Дарья Донцова, победившая рак молочной железы, нередко вспоминает, как после операции однажды встретила вдову известного писателя, про многочисленных поклонников которой слагали легенды. «И она спрашивает меня, почему я такая грустная.

Я рассказываю ей об операции, и тут она задирает кофточку, и я вижу, что у нее была точно такая же операция.

Я не нашла ничего более умного, чем спросить: „А ваши любовники-то как?“ На что она мне говорит: „Деточка, а кто тебе сказал, что мужчины живут с телом?“ Потому что, если вас в этой ситуации бросил муж или любовник, — семь футов ему под килем, значит, он все равно бы вас бросил», — заключает Донцова.

С другой, отдавать себе отчет в том, что сегодня есть совершенные технологии, максимально щадящие женскую грудь. Кроме того, можно установить силиконовые протезы, благодаря которым грудь может внешне стать даже привлекательнее, чем до болезни.

Есть и уникальное белье, купальники, которые гарантируют, что никто на пляже не догадается о вашей тайне.

Кстати, в США и в странах Западной Европы многие женщины соглашаются на превентивную мастэктомию (то есть удаление здоровой груди), если они входят в группу риска.

Правда, в России в силу особенностей национального менталитета подобные операции делать не принято.

Семейная пара, радиоонколог Карл и психолог Стефани Саймонтоны однажды заметили, что некоторые пациенты с хорошим прогнозом, которые пребывают в апатии и отказываются от борьбы, часто умирают, хотя у них есть все шансы жить долго. Другие же, которых выписывают из больницы, потому что им ничем нельзя помочь, регулярно приходят на осмотры и вопреки всякой статистике остаются в достаточно хорошей форме.

Это наблюдение подтолкнуло Саймонтонов к созданию приемов психологии, которые мобилизуют волю больных-пессимистов на борьбу с болезнью. В ходе занятий пациентам предлагается мысленно представлять, как в результате лечения гибнут раковые клетки и болезнь отступает.

Трижды в день по пять — пятнадцать минут нужно выполнять упражнения на релаксацию. Сначала давать приказ расслабиться каждой группе мышц. Затем воображать себя в тихом приятном месте, например у ручья, и стараться «как можно отчетливее представить свою опухоль — в любой форме, какую она примет в воображении».

После этого следует нарисовать в своем воображении, как опухоль уменьшается в размере, а к вам возвращается здоровье.

Сейчас уже доказано, что в результате таких сеансов резко возрастает эффективность традиционных методов лечения — снижаются побочные эффекты химио- и лучевой терапии, уменьшаются размеры опухолей, а большинство «безнадежных больных» добивается длительной ремиссии и даже выздоровления.

О том, что заболеваемость раком молояной железы связана с эмоциональным состоянием, было известно более двух тысячелетий назад. Например, римский врач Гален утверждал, что оптимистичные и жизнерадостные женщины заболевают раком груди реже, чем пессимистичные и подавленные. И после Галена многие врачи связывают развитие рака с жизненными невзгодами, неприятностями и горем.

«Выйди замуж за моего мужа!»

Вышла из больницы, сижу на автобусной остановке и реву. Что же мне теперь делать? Погода прекрасная, солнце светит, все жить останутся, а меня не будет. Поплакала, поплакала, потом думаю: «У меня трое детей, две бабушки, стая собак и кошки. Бабушки — мама и све­кровь — конечно, хорошие, но характеры у них не дай бог, просто кошмар.

Кто же моих старух выдержит? Да никто, некому их отдать. Мужу 47 лет, доктор наук, профессор, долго он вдовцом не останется, его сразу на себе кто-нибудь женит. А дети? Ну ладно мальчики, они почти взрослые. Но Машке-то 10 лет, как же она без матери? А что будет с собаками и кошками?» Так кисло стало.

Надо найти какой-то выход, думаю. Знаете, что пришло в голову? Вспомнила я всё про ту же хирурга-подружку Оксану. Не замужем, прекрасно готовит, её сын — лучший друг моей Маши. Надо, чтобы она вышла замуж за моего мужа! Села в автобус и поехала к ней. Слёзы капают, сопли льются, носовой платок промок… На меня кондуктор посмотрела, даже денег не взяла. Наверное, подумала: «О, дело плохо, тётка-то на остановке «Онкологическая больница» села».

Вошла я к подруге в квартиру и с порога заявила: «Ты должна выйти замуж за моего мужа». Надо отдать ей должное, Оксана моментально ответила: «Конечно! Только объясни причину». Я всё рассказала. Она взорвалась: «Этот врач — идиот, без анализов никаких выводов не делают, он разводит больных на деньги! Мерзавец!»

«Меня спас случай». Поэт Андрей Дементьев — об уроках детства и любви

И дала мне телефон Игоря Анатольевича Грошева, с которым когда-то вместе работала. Ясное дело, я к нему тут же по­мчалась, увидела милого молодого человека, который после осмотра сказал мне: «Не могу сказать, что мы тут видим приятную картину, но будем лечиться». — «Так что, не умирать?» — спрашиваю.

«Все умрут, но вы — явно не сейчас». На меня эти слова очень хорошо тогда подействовали. Но я вышла из больницы и снова зарыдала. Мысли самые дурные крутились в голове… Что будет, если всё-таки умру? А потом… Только не смейтесь! Я за неделю до того, как узнала про болезнь, повесила в доме занавески.

Сама выбрала тёмно-бордовый красивый материал, сама сшила. А дети и муж меня раскритиковали: стало очень темно в комнатах, надо поменять гардины. Я, естественно, возмутилась: «Нет, не сниму!» И несколько дней у нас в доме шёл один и тот же разговор: все мои домашние говорили: «Мама, верни нам старые шторы».

у тебя рука потом не поднимается, из-за того что убирается лимфатический узел. Кое-кто из женщин жалуется: «У меня много лет назад была ампутация груди, видите, рука висит, понимаете, как меня плохо прооперировали». Я, как правило, отвечаю: «Врач сделал всё хорошо, просто руку нужно разрабатывать, делать специальные упражнения. Это неприятно, но если тебе лень — будешь инвалидом. Не надо себя жалеть, это мешает выздороветь».

«Меня травят, как крысу!» — думала я»

После химиотерапии, как правило, мутит. У меня есть книжка «Жена моего мужа», написанная на унитазе. Шла третья или четвёртая «химия», и чувствовала я себя, мягко говоря, не очень. В нашей квартире в сталинском доме был большой санузел, я там сидела на скамеечке и писала роман. Когда мне делалось плохо, откладывала ручку, поднимала крышку унитаза, потом закрывала и снова садилась на скамеечку писать книгу. Далеко отойти боялась.

Когда проходишь химиотерапию, устаёшь. «Химия» — это яд, но без неё никак нельзя, она убивает «плохие» клетки, которые после операции с током крови могут разнестись по организму. Химиотерапия — наш шанс на жизнь. Когда люди отказываются от подобного лечения, это такая глупость! Ты теряешь возможность выздороветь.

И пусть рак подавится!

10 лет я принимала гормоны. Из-за терапии начались проблемы с весом. Не могу передать, как мне хотелось есть, нет, жрать!  Был период, когда за неделю я прибавляла по килограмму. До операции весила 45 кг, а тут вдруг весы показали 60. Я поняла: через год станет 72, а потом 82. Надо что-то делать. Я убрала половину еды, вместо двух котлет оставила одну.

Вес упал, то-то радости было! А потом организм привык к этой диете — и стрелка весов снова начала уходить вправо. Я забыла про сладкое, мучное, жирное, картошку, масло, творог. Потом про всё остальное. В итоге  у меня остались листик салата и полкабачка. Но толстеть-то продолжала! И тогда я пошла в фитнес.

Рассказала тренеру про свой диагноз и проблемы с весом. Инструктор Максим начал меня гонять, как жучку. И до сих пор гоняет, вот уже более 10 лет. Вес постепенно пошёл на убыль, и теперь я по-прежнему вешу свои 45 кг. Не хочу сказать, что мне было легко, я ходила в кондитерский отдел супермаркета нюхать пирожные.

Комплексы по поводу своей внешности? Их не было. Имелись проблемы, которые надо было решать. Например, началась беда с зубами. А в течение 5 лет мне запретили протезирование — после лучевой терапии была плохая свёртываемость крови. Стоматолог для меня придумал какие-то штучки на винтах, с помощью которых закреплялись искусственные зубы.

Волосы, зубы и вес — на самом деле ерунда. Это не главное. Главное — понять, что с онкологией можно бороться и вполне комфортно жить. Если тебе сказали «онкология», это не значит, что следующая станция «крематорий».

нельзя превращаться в профессионального больного, иначе рак меня съест. Не нужно стонать: «Почему это со мной случилось?» Надо понять, ДЛЯ ЧЕГО! Более того, моя болезнь – это моя удача! Потому что она — шанс переосмыслить и исправить свою жизнь. Я решила жить дальше весёлой и счастливой. Поняла, что нужно бороться с собственными эмоциями, ими можно управлять, как руками и ногами.

«Ты избавилась от предателя!»

вся в трубках. Реанимация ведь не делится на мужскую и женскую… Мне не повезло: около меня лежали мужики, которые бесконечно ныли. Открывали с утра свои глазки и стонали: «Мы умрём. У нас болит там, у нас болит здесь». Они так мне надоели! Я на них косилась, косилась, а потом говорю: «Парни, вы умрёте точно.

Я сто пудов знаю, так и будет — потому что вы уже сдались. А я на тот свет не собираюсь». Целыми днями мечтала: вот бы убрали от меня этих ужасных нытиков. Надо было как-то отвлекаться… Я пожаловалась Игорю Анатольевичу, своему хирургу. А тот сказал моему мужу: «Вашей жене сейчас не очень комфортно.

Именно на «Двенадцати подвигах Геракла» Донцова написала свой первый роман в реанимации. Фото Сергея Иванова

Сижу и думаю: а как люди пишут книги? Наверное, начинают с первой фразы… Рука сама нацарапала: «Я много раз выходила замуж». И понеслось, просто не могла остановиться. Из больницы вышла с тремя рукописями.

А насчёт тех нытиков… Недавно общалась с крупным онкологом — мы обсуждали благотворительную программу. Я спросила: «Почему одни люди умирают от рака, а другие вылечиваются?» Он вскипел и показал на длинный коридор в своей больнице: «Да у меня в отделении лежит много людей, которые умирают потому, что они уверены, что умрут».

А муж мой, доктор психологических наук, профессор и академик, говорит так: «Если бы в нашем обществе считалось стыдным (как стыдно, например, пойти голым по улице) умирать раньше, чем в 150 лет, то все мы и жили бы больше 150 лет!» Всё — внутри нашей головы.

Как реагировал на моё новое тело муж? Во-первых, Александр Иванович профессиональный психолог, во-вторых, он меня очень любит. Для нас никакого значения отсутствие или присутствие бюста не имеет, главное, что я осталась жива. 

«Не знаю, заметил ли муж, что от меня что-то отрезали». Фото Сергея Иванова

«Целителей» надо гнать взашей!»

Всегда говорю: л